Глава четырнадцатая ч.1

ЕГОРУШКА

Андрей Куц

 

Уроки хорошего тона

3 дня назад (24 июля, понедельник)

 

Маленькая коалиция, в лице пяти хорошо знакомых нам детей, собралась в полном составе и единогласно вынесла вердикт: непреклонно следовать избранной линии по нравственному перевоспитанию вверенного волею судьбы им в руки подопечного, не идти на компромиссы, не поддаваться ни на какие уловки и уговоры, игнорировать дерзкие уколы и выпады, не подпадать под дурное влияние, если необходимо, то, ради означенной цели, жёстко и порой жестоко пресекать всё выше перечисленное.

Довольно торжествовать произволу головореза, брать верх над их благими начинаниями! С этим надо покончить раз и навсегда! Тлетворную и вздорную вакханалию разнузданного и падшего элемента необходимо пресечь, и не дать впредь поднять ему свою гнусную физиономию!

Дети были настроены весьма воинственно. Они были решительны. Они были озлобленны, а оттого – суровы. И причиной их скверного настроения не являлось то, что раз за разом Жора одерживал над ними верх, нарушая их планы. Основной причиной было их собственное падение: они повелись, они пошли на поводу самых низменных проявлений чувств, – в который уже раз они приняли предложенную Жорой дикую, безнравственную игру. Предлагаемое, сулимое Жорой было тем, отчего они хотели бы убежать без оглядки. Убежать так далеко, что не было бы никакой возможности вернуться обратно.

По малости своих лет не умея проникнуть до тёмных и холодных глубин логического мышления, дети стремились к чистоте, стремясь сохранить в себе непорочность. Как дружно полагали дети, их затягивает серость обыденности, обволакивает и душит реальность… но они, как могут, пока ещё сопротивляются, и уверены в удаче – уж им-то повезёт! Непременно повезёт. Они обретут крылья. Они расправят их и полетят… высоко-высоко, туда, где птицы, где солнце, облака и свежий ветер, и откуда рукой подать до звёзд!

Упёрто веря в свою предначертанную Величину, предчувствуя грядущие свершения, дети шли спозаранку, с раннего, как никогда прежде, часа к выпавшему на их долю испытанию, к своей непомерной ноше, к взваленному на себя тяжёлому кресту – пришла пора возобновить путь, прерванный наступлением ночи.

Кукуруза высилась, покачивалась и шуршала. Нежное небо тонуло в молочной дымке. Роса смачивала их одежду и загорелую кожу.

Начинался девятый час нового дня.

 

Жора не ожидал их раньше полудня. Они его разбудили.

Он подслеповато моргал, был вялым и безразличным. Он дулся за устроенную побудку и никак не мог согнать с себя дурман глубокого сна. Его глодали гнетущие предчувствия: он окончательно утерял доверие к этим бесовским отродьям, к этим, якобы, детям, он ожидал от них всего, чего угодно, он верил, что они способны на многое такое, о чём лучше не упоминать вслух и даже не думать. Спросонья, видя перед собой всё тех же трёх мальчиков и двух девочек, он только и мог сравнивать себя с мышью, угодившей в когти к пяти молоденьким, а потому неопытным и любопытным кошечкам. Он был готов слёзно просить о пощаде, о том, чтобы его оставили в покое… хотя бы дали посидеть в одиночестве. Он был полностью разбит и потерян. Он чувствовал себя беспомощной малюткой, крохотулей, а перед ним высились всевластные Титаны!

Жора, ничего не говоря, напился воды, – при этом он громко глотал, проталкивая вязкий ком, застрявший в горле. Он покосился на детей, тихо усевшихся перед новым шалашом. Он соображал, чем же ещё заняться ему до полного прояснения сознания и заодно отвлечь этим внимание детей, как потянуть время, отсрочить надоедливую, бестолковую и оскорбительную для всех мышино-кошачью возню. Он прекратил гнать в желудок воду вместе со слизью, скопившейся во рту не только за ночь, но и от возникшей жути перед детьми. Он тщательно прополоскал рот – смыл эту густую, липкую слюну. Сплюнул. Хотел было опрокинуть остатки воды на голову, да передумал – не захотелось ему окончательного пробуждения. Подчас куда легче существовать в дурмане! Поэтому: надо закурить! Жора неторопливо занялся процедурой подготовки действа, частично способствующего достижению релаксации: отдав предпочтение беломору, он выбил и выдул из мундштука крошки табака, сплющил его привычным для себя образом, нацепил на влажную нижнюю губу, зашелестел спичечным коробком, выбрал спичку, закрыл коробок, провёл головкой спички по его торцу, понаблюдал, как та фыркнула и, занявшись пламенем, прилипла к картону, отнял спичку и поднёс огонь к кончику папиросы, затянулся, ещё раз затянулся, выдохнул, отлепил мундштук от губы, убедился, что табак подожжён вполне удовлетворительно, отшвырнул спичку и запыхтел, глядя на мир сквозь дымок.

Жора молчал. Жоре не хотелось слышать свой голос. Ему казалось, что голосовые связки у него атрофировались, отчего голос неприятно поразит его уши – проскребёт по ним чем-то незнакомым, чужим… и вообще: за ночь Жора как будто успел позабыть звук собственного голоса.

Жора молчал. Но и дети не торопились с разговорами. Они наблюдали за ним, словно чего-то ожидая.

Жора, досмолив папиросину и не дождавшись от детей ни звука, снял с себя железнодорожный китель и рубашку и завалился на спину, подломив под голову руки, – затеял приём солнечной ванны под небом, ещё не освободившимся от утренней пелены. Жора давал понять детям, что они назойливы, и попросту неуместны, – он не намерен с самого утра уделять им внимание, тем самым портить себе весь день, ведь ему предстоит сегодня многое понять и обдумать, ища способы и выстраивая планы своего освобождения!

Дети зашушукались, зашевелились. Жора приоткрыл левый глаз, слегка повернул голову – дети о чём-то совещались.

Саша первым заметил, что за ними наблюдают, и он прервал затянувшееся молчаливое противостояние:

– Это очень хорошо, что ты сегодня такой спокойный, Жора.

– М-да?! – не сказал, а прохрипел Жора.

– Очень хорошо, – продолжал мальчик. – Так как ты находишься под нашей опекой, то мы, уже давно, считаем нужным заняться тобой в полном объёме – не только за тобой ухаживать, но и обеспокоиться твоим перевоспитанием.

– Вот как! – удивился Жора и сплющил губы. – Надо же…

– Но ты, своими припадками и капризами, не позволяешь нам приступить к намеченному важному делу.

– Оказывается, я виноват!

– Сегодня мы решили, – говорил Саша, – заняться тобой во что бы то ни стало. Если ты станешь сопротивляться, мы тебя накажем. Физически. И продолжим начатое. Тебе это ясно?

– Ну-ну… продолжай, мне очень интересно.

– Это хорошо, что тебе интересно, – встрял Бориска. – Так как ты не хочешь, не желаешь признавать человеческого обращения с тобой, то, до тех пор, пока ты не изменишься, за проступки мы тебя станем наказывать – поступать так, как ты лучше всего понимаешь, а именно – силой, физическим воздействием.

– Бить, што ли? – спросил Жора, лёжа с закрытыми глазами и отвернувшись – ну этих деток, занявшихся своей излюбленной назойливой приставучестью!

– Именно так! – подтвердил Бориска. – Ты же не хочешь понимать по-хорошему. Хотя у нас – только благие намерения. Мы желаем тебе добра. И надеемся, что в конце концов нам удастся договориться. Но ты, Жора, будешь должен убедить нас, что тебе можно доверять, что ты понимаешь человеческую речь, что ты существо разумное, что ты вовсе не животное, которым был вчера.

– А кто меня заставил?

– Ты сам виноват.

– Но… – сокрушённо качая головой, добавил Саша, – мы тоже хороши… поддались на твои уловки.

– Больше этого не случится, – сказал Митя. – Тебе не удастся подчинить нас себе. Мы этого не потерпим. Мы пресечём тебя!

– Пресечёшь, мокрица пучеглазая? – Жора с интересом посмотрел на Митю и искренне улыбнулся. – Забавно будет поглядеть.

– И поглядишь, поглядишь! – запальчиво повторил Митя и смутился, осаживаемый успокаивающими жестами Бориски.

– Да, мы признаём, что очень плохо поступаем, и чем-то начинаем походить на тебя, – сказал Бориска, – когда вынужденно, подчёркиваю – вынужденно! – прибегаем к физическим наказаниям. – Жора снова отвернулся и закрыл глаза, но при этих словах его улыбка растянулась до ушей, и губы, едва уловимо для глаза наблюдателя, повторили: «подчёркиваю». – Нам стыдно. Но иного ты не понимаешь. Или не хочешь понимать – специально. А у нас нет или мы не можем придумать другого способа тебя обуздать. Наверное, это наша вина. Мы сами взяли над тобой шефство…

– Не забывай, – встряла Катя, – когда мы ему начали помогать, то не знали о нём правды. А потом, когда всё узнали, у нас не было никакого выбора. Мы были вынуждены.

– Да, верно, – кивнул Бориска. – Это верно. У нас не было иного выбора. Значится так, Жора Барсуков, рецидивист-садист-убийца.

– М-да, слушаю, – ломано проговорил Жора.

– Значится так, – продолжил Бориска. – Если ты нас вынудишь, вот – я, вот – Саша и вот – Митя, а у нас в руках – всегда по доброй, увесистой дубинке, которыми мы незамедлительно, без раздумий воспользуемся.

– Да, – вскричал Митя, – вот – я, а вот – дубинка. – И он подгрёб к себе арматурный прут.

Жора не поленился: он поднял к небу левую руку, сжал тугой кулак, и согнул её в локте, при этом смачно ударяя правой ладонью в область сгиба.

Митя подскочил, вцепился в прут.

Бориска успокоил его выставленной ладонью, и наклонил её, мол, тихо – садись, ничего страшного, на пустяки не стоит реагировать, мы здесь как раз за тем, чтобы переломить подобные повадки и склонности, всё это нормально и не выходит за рамки допустимого.

Митя уселся обратно, проворчал:

– Смотри у меня, нечисть! – И потряс прутом.

Но Жора этого не видел, – он смотрел в лазурное небо сквозь облитые теплом оранжевые веки…

Дети смешались – Жора их сбил с толку. Они не знали, как подступиться к главному.

– Чего же замолчали, шкодята? – не открывая глаз, поинтересовался Жора. – Чего задумали, а? Давайте, выкладывайте, не тяните кота за хвост, или ступайте себе – я стану загорать. Не мешайте отдыхать… от вас.

 


Поддержать автора:

QIWI Кошелек     +79067553080
Visa Classic     4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги     410016874453259


 

– Мы, э-э-э… как бы это сказать… – Бориска постарался собраться с мыслями.

– Мы тебя будем воспитывать, – помог ему Митя.

– Это как же? Лекции читать, что ли?!

– Если понадобится, то и лекции.

– Валяйте, приступайте, а я пока помлею на солнышке. Надеюсь, вы не против, господа воспитатели?

– Мы против! – заявил Митя, хорохорясь, как мокрый воробушек. – Встань, сядь и не издевайся!

– Так встать или сесть? Или Ваше Превосходительство пожелает чего-то иного?

– Открой глаза и смотри на меня! – Митя вскочил на ноги, и на этот раз Бориска его не образумливал, так как запутался в происходящем.

– Ага, спешу и тороплюсь, – проворковал Жора, умильно улыбаясь. – Вона, видишь, аж искры от усердия сыплются.

– Я тебе щас такого трепака задам, что… – Митя двинулся к Жоре, но тут Бориска всё-таки выставил руку, осаждая его.

– Давай-давай, – говорил между тем Жора, – приступай к экзекуции, палач.

– Ты сам, ты сам… – Митя захлебнулся от нахлынувших чувств, но устыдился и отошёл в сторону от ребят, сел там, набычившись, с ненавистью глядя на развалившегося маленького мужичка. – Выродок.

– О-го-го! Сам-то!

– Прекратите эти пререкания! – закричал Бориска. – Опять всё то же самое! Мы же решили, не поддаваться на его уловки. Как же вы можете? Надо серьёзнее. Твёрже стоять на своём. Понимаете вы это? Иначе мы никогда не сдвинемся с места. И чем всё кончится? Опять бучей, склокой? Хватит! Надо кончать с этим беспределом. Мы так никогда никуда не сдвинемся.

– Катится тележка в дальние края, – нараспев затянул Жора. – Города большие заждались меня. Эхма!.. – Сказал: – А я пропадаю тут. Что за беда такая?.. В тюрьме, поди, было бы легче… а то и на том свете. А тут какие-то недоросли проедают мозги! Лучше – в ад, чем детский сад!

Дети призадумались.

– Вы что же это опять притихли? – удивился Жора и приподнялся на локте, чтобы рассмотреть всю пятёрку. – Э, братцы мои, да вы, я гляжу, совсем скисли и распустили нюни – хоть сейчас доставай носовой платок и утирай сопли. Так не пойдёт. Так, глядишь, мне самому придётся браться за ваше воспитание, а это уже никуда не годится… Поэтому лучше уж валяйте – воспитывайте. Я стану слушать. Может, чего путёвого скажете? Всё же, пожалуй, мне интересно. Да и повеселюсь, развлекусь. Валяйте, воспитывайте. – И Жора, возвратившись к прерванным солнечным ваннам, приготовился слушать.

 

Время шло. Дети что-то бубнили-гундели, а Жора загорал. Но вот лицо у него вроде как обмякло. Дети подумали, что Жора уснул.

Митя недоверчиво подёргал цепь. Жора в ответ промычал.

– Жора, мы перед кем тут распинаемся? – спросил Бориска. – Ты хотя бы кивай, что ли.

– Угу, – отозвался Жора. – Извиняюсь великодушно, но ваша занудность убаюкивает. Вы продолжайте, продолжайте, только иногда тяните за цепь, чтобы разбудить меня.

– Позвольте мне вдарить ему по башке палкой? – с готовностью предложил ребятам Митя.

– Пока не стоит, – ответил Бориска. – Вот, когда снова уснёт, подойдёшь и охлобучишь! Ты как, Жора, не против такой меры воздействия и приведения тебя в чувство?

– Против, – промямлил Жора. – Тогда всё ваше воспитание полетит к чертям.

– Верно, верно, – согласился Бориска. – Но… Жора, как же иначе тебя заставить? Предложи. Мы со вниманием выслушаем и, если сочтём предложение достойным, рассмотрим, и примем решение.

– Обещайте освободить меня.

– Нет, это пока не рассматривается.

– Тогда отстаньте и делайте, что хотите… только гундите потише. – И Жора смачно зевнул.

– На чём мы остановились, Жора?

– Был какой-то лепет о моих посещениях ресторанов.

– Как хорошо, – одобрительно сказал Бориска. – Правильно. Так как же? Ты бывал в ресторанах?

– Оно как же. Обязательно. Я не чета вам, мелюзга. – Жора снова зевнул.

– Кто бы говорил, – огрызнулся Саша.

– Что-что? – Жора распахнул глаза, приподнялся, опершись на локоть. – Что ты щас протявкал?

Дети с беспокойством уставились на Сашу – назревал неуместный конфликт. Саша понял это – у него в глазах мелькнуло сожаление, но он, стыдясь спасовать перед презренным типусом, с вызовом ответил:

– Что слышал, что заставило тебя пошевелиться и подняться, разлепив глазёнки! Недомерок-коротышка – вот ты кто!

Жора встал на колени, сжал кулаки.

– А ну иди сюда, гадёныш! Померяемся силой, один на один – поглядим, кто кого!

– Остынь, Жора, – сказал Бориска. – Саша не хотел тебя обидеть. Ты сам начал.

– Опять я, снова я, всё я?! – заорал Жора. – Вот так вот всегда все и всю мою жизнь! Вы знаете, сколько я из-за того, что не вышел ростом, натерпелся? Это что, моя вина? Я что, из-за этого не достоин жить как остальные? Может, вот из-за таких как вы, я и стал тем, что есть! Я никому, кто задевал мой рост, никогда не давал спуску! Если не мог добраться до него сразу, то потом он обязательно получал сполна. Так что, ты не думай, Сашок, что всё забудется. Это я тебе ещё припомню. Придёт и моё время. Берегись! В моём окружении я потом и кровью добился того, чтобы меня уважали и боялись. В далёкое прошлое ушли те времена, когда мой рост был моей проказой. И уж вы, гадёныши, меня не заставите туда вернуться, чтобы заново пройти через все унижения и оскорбления. Всё, что угодно, только не это! Этого я не потерплю. Молись, Сашок. Молись.

Катя со страхом наблюдала за тихой, но грозной яростью, клокочущей в Жоре, но она его жалела, потому что разделяла его горе, страдая от той же самой напасти – не вышла она росточком, и даст ли Боженька, за оставшиеся годочки роста, дотянуться, пускай не до длинноногих красавиц из глянцевых журналов, но хотя бы до… хотя бы сколько-нибудь… Как-никак ей идёт четырнадцатый годок, а она, как говорится, от горшка – два вершка!

Глаза у Кати блеснули, наполняясь слезами. И Саша, увидев это, сжался каждой клеточкой своего могучего, не по годам крепкого и высокого, тела и ото всех отвернулся.

– Успокойся, Жора, – заговорил Бориска. – Ему стыдно, он просит прощения. И мне стыдно. Обещаю, больше такого не повторится.

– Ну-ну… – протянул Жора и вернулся к лежанию под солнцем.

– Так как же ты себя вёл в ресторане? – возобновил прерванный диалог Бориска.

Жора молчал. Было хорошо заметно, что он не лежит с закрытыми глазами, а смотрит в кукурузные ряды, – а на скулах играют желваки.

 


Поддержать автора:

QIWI Кошелек     +79067553080
Visa Classic     4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги     410016874453259


 

Стремясь поскорее развеять пасмурное настроение Жоры, Бориска, не дожидаясь и не требуя ответа, продолжил:

– Ты, надо думать, был в костюме, весь из себя такой элегантный. Галантно обходился с дамами. Пользовался различными столовыми приборами. В общем, действовал по правилам хорошего тона. Ну, там… отодвигал стул перед дамой, говорил вежливые сальности, старался быть внимательным, обходительным, услужливым, резал ножом еду, а не ломал вилкой или не запихивал весь кусок себе в рот, отламывал хлебец, и в рот клал – кусочек, а не кусал от всего куска, сидел, держа спину прямо, вставал, если вставала женщина… ну и всё такое… А? Так?.. Или нет?.. Или вы заваливались в спортивных костюмах, разбрасывая официантов, не пускающих вас, угрожая им пистолетами?.. Впрочем, вы могли, согласен!.. М-да… Но так нельзя, Жора. Фу! Это очень плохой вкус. Люди придумали рестораны для того, чтобы предаться роскоши, публичному соблюдению высокого вкуса… Да, это не всем по карману. Не спорю. Но как же ещё можно было соблюсти подобное? Иначе никак. Понимаешь это? Вот… М-да… Вот я и говорю, то, что там – норма, должно быть нормой в повседневной жизни. Даже если это трудно соблюсти. И если это станет соблюдаться всеми людьми, то человечество станет жить лучше – окружив себя красивостью, изыском и хотя бы внешним уважением и почтением друг к другу. Как этого добиться? – это уже другой вопрос… Мы строили коммунизм… но не построили… Как теперь победить бедность, невоспитанность, безграмотность – в широком смысле – этого я, как и многие, тебе не скажу. Но к этому надо стремиться. Надо искать пути, выходы. Я верю, что это у нас когда-нибудь получится, и тогда наступит Светлое Завтра! Сейчас многим трудно, Жора. Не только не хватает денег… не только это. Изменились идеалы, цели… переменилась Эпоха! Вот как! Ты понимаешь?.. Ты начал жизнь при коммунизме, а теперь наступил капитализм, не бандитизм… Может быть, ты не понимаешь этого в полной мере из-за того, что долгие годы провёл в тюрьме – ты был далёк от настоящей жизни, а потом сразу превратился в бандита, в разбойника… и жил в той чадной обстановке, жил и не знал, что будет с тобой в следующую секунду, не знал, а потому трясся, каждый миг ожидал ты любого из своих якобы друзей, что придёт он за тем, чтобы перерезать твоё горло, а на это всякий из них способен! И ты сам, наверняка, подкарауливал такой момент, желая кому-нибудь отомстить, кого-нибудь проучить, или чтобы опередить посягательство на твою жизнь. Это ужасно! Так жить нельзя, Жора. Если тебе так уж хотелось красивостей, ну, пошёл бы подмастерьем на какую-нибудь киностудию или в художественную мастерскую… а если хотел непременно денег, тогда поехал бы в Сибирь – там, говорят, много платят.

– Спасибо, – безлико прокомментировал Жора предложение идеалиста Бориски, – я там уже был.

– Да… – Бориска замялся. – Конечно. Но это не то, Жора! Совсем не то. Там ведь тоже живут люди? Живут! Жи-и-вут!!! Понимаешь? А не ходят на лесозаготовку под вооружённым конвоем и не ночуют за колючей проволокой, за высокими стенами. Они живут. Они дружат, влюбляются, рожают детей, ходят в гости, поют песни, веселятся, покупают всякие вкусности и сладости, неся их в своё собственное жилище… Вот!.. И ты мог бы. Только надо было потерпеть. Ну, да что же теперь!.. Теперь ничего не попишешь… Но ты мог бы измениться и изменить свою жизнь. Ты сам себе подписал приговор, встав на тёмную дорожку. Ты захотел всего и сразу. А так не бывает… Нет, вру, бывает. Можно родиться в нужном месте и в нужной семье… Да, так можно… Но это – не про нас. Это – не для нас. Да и не может каждый иметь всё сразу! Кто же тогда будет что-либо создавать, строить, придумывать? А? Чтобы придумать что-то новое, нужное, надо нуждаться! А если у тебя всё есть и ты с детства избалован?.. Нет. Такие люди не изменят жизнь на земле к лучшему. Для этого необходима Нужда! Знание, понимание Нужды. И это – мы, Жора. Этот мир держится на нас. Мы ему необходимы, как и он нам. И при этом… как можно покуситься на жизнь человека?! Ведь для тебя же важна твоя жизнь. Так и для другого. Ведь ты – личность. Так и другой. В нём, так же как в тебе, находится самобытное, неповторимое сознание, законченная форма – с желаниями, страхами, стыдом. Никто не имеет права решать за другого. Никто! Слышишь, Жора? Никто и никогда, да!

– Вы же решаете, – сказал Жора скучно и так же скучно и неторопливо стал подниматься.

– Как? – не понял Бориска. – Почему это?

– Отпустите меня.

– Нет-нет, решать нельзя! За другого решать нельзя. Но. Кроме случаев, когда человек никак не хочет этого понимать, потому нет иного пути, как изолировать его, подчинив собственной воле, оградив остальных людей от его бесчинств, и перевоспитывать, убеждать его, но ни в коем случаи не лишать жизни.

– Жизни? – ехидно переспросил Жора. – Разве можно жить в стенах тюрьмы?

– Жизни в физио… физиологическом смысле, – пояснил Бориска.

– Аааа… понятно. В физзиоооо-ллогическом, значит?

– Да, конечно. Физически. То есть убивать.

– Ага-ага… – повторил Жора, выпрямляясь во весь свой невеликий рост и потягиваясь. – Ску-ка. Но физиология – это понятно. Мне она близка, – сказал он и направился к ребятам, начиная расстёгивать штаны.

– Что?.. Что ты делаешь? – всполошился Бориска.

Четверо детей, заворожённо слушавших истины от Бориски, столь же заворожённо, без движений, приоткрыв рты и выпучив глаза, наблюдало за проделкой Жоры.

– Собираюсь справить нужду. Клал я кучи на твои прописные истины.

Жора развернулся и спустил штаны.

Катя с Любочкой завизжали, вскочили и отбежали к кукурузе. Там они остановились, недоверчиво посмотрели на опускающегося на корточки Жору: может, он шутит? – и, взвизгнув, отвернулись, закрыв глаза ладонями.

– А ну не балуй, – пророкотал Саша.

Он солидно поднялся, а в руках у него очутилась палка.

Но, не дожидаясь действий Саши, к Жоре подскочил Митя и ошарашил его по спине арматуриной.

Жора разом выдохнул весь воздух и захлебнулся от его неожиданной нехватки. Он повалился лицом в землю и стал судорожно раскрывать и захлопывать рот, как рыба, выброшенная на берег.

Девочки услышали переполох, и уже во все глаза смотрели на лежащего с голой задницей и задыхающегося Жору.

– Натяни штаны, мерзавец, – сказал Саша, приходя на выручку Мите, который испугался содеянного и отступил от Жоры на шаг. Он стоял в замешательстве и искал глазами поддержки у Бориски. Но Бориска смотрел в пустоту.

К нему подошёл Саша.

Митя почувствовал близость товарища, приободрился и ткнул железным прутом в ягодицу Жоры.

– Иди гадить в надлежащее место, – сказал он. – Ты, небось, не свинья, гнида.

Бориска был шокирован и посрамлён. Все его излияния о чистоте и возвышенности, об идеалах и нравственности были не только осквернены поступком Жоры, но и высмеяны, превращены в тлен, к тому же смешанный с грязью. Все былые разглагольствования показались мальчику абсурдными, нелепыми, неуместными и смехотворными. Он застыдился перед товарищами… и понял, что ему стыдно даже перед давно опустившимся нравственным уродом Жорой. От этого на душе у Бориски стало ещё пакостнее. Он в сердцах сплюнул и отправился изучать степень созревания кукурузных початков, предоставив Мите и Саше самостоятельно разруливать ситуацию.

Митя живо включился в игру.

– Подъём, паскудник, – сказал он, тыкая арматуриной в зад мужика. – Натягивай штаны и тащи свою задницу до уборной. И не забудь задвинуть шторку, а то так приложусь – мало не покажется!

Жора со стоном поднялся и отошёл к шалашу, сказал:

– Я сам знаю, что мне делать.

– Так ты что же это?.. – поразился Митя. – Ты это… – Он глянул на Бориску – тот скитался среди кукурузы, выбирая отдельные початки, чтобы, содрав с них листья, увидеть прозрачные мелкие зёрна. Бориска, казалось, полностью абстрагировался от действительности. Да так, что ни одна мысль не будоражила извилин его мозга.

Митя умерил пыл, присел, посмотрел на Жору, покачал головой, поковырял своей железкой землю, сказал:

– Ну не извращенец ли?.. Гад!

Он со злостью ударил железным прутом в землю – прут надёжно засел в грунте. Митя занёс кулак и быстро опустил его сбоку на верхушку прута – земля пыхнула, – намеченный взрыв свершился! Земля разбросалась так, что юному горняку, с радостью приветствующему любое подобие резкого и сокрушительного процесса, порядочно запорошило волосы – Митя ожесточённо, но с довольством затряс головою.

– Бррр… – сказал Митя и заработал руками, вытряхивая из волос остатки земли.

Солнце жгло. Солнце палило. День набирал силу. Жизнь продолжалась.

 

Продолжить чтение Часть 2 Глава четырнадцатая ч.2

 

Поддержать автора

QIWI Кошелек +79067553080
Visa Classic 4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги 410016874453259