Книга «Хроники частного сыска». Плюс бонус в конце: рассказ «Мариолета».
— Вот видишь, как всё просто! — вдруг воскликнул Николай Сергеевич. — Всё разъяснилось. А то — призрак, призрак. Какой там призрак! Какие пустяки, право слово. Обыкновенный маньяк. Делов-то!
Если ехать по Ярославскому шоссе и остановиться неподалёку от озера Неро, для короткой передышки, встретить местного жителя и затеять с ним разговор, то можно услышать от него странный и даже страшный рассказ о молодом человеке, который неизвестно для чего похищает людей. Однажды тот молодой человек сам пропал. И затем его долго искали. И даже нашли. Вроде как нашли, потому что до сих пор ещё никому не удалось его поймать. Его нет-нет да видят в тех краях. Его выслеживают. Но тщетно. А количество пропавших людей с тех пор лишь растёт. И ищут уже этих людей. И порой их тоже видят. Но и они удивительным образом ускользают от любой погони. Всякий же человек, который ненароком столкнулся лицом к лицу с кем-либо из них, начинает чахнуть и, чаще всего, очень скоро исчезает. Поговаривают, что первый пропавший когда-то совершил что-то нехорошее, ворочая большими делами в Москве, и поэтому оттуда бежал, чтобы скрыться, и теперь сколотил он банду неподалёку от озера Неро…
Не только полиция оказалась беспомощной против этой шайки странных вроде как пропавших людей, с которыми лучше не встречаться, потому что велики шансы тут же попасть под их влияние и последовать за ними грустной собачкой, наивно думающей, что хозяин волочит её за поводок к миске с вкусной похлёбкой… лица у тех людей серые, сухие и печальные, их глаза смотрят сквозь тебя и видят что-то такое, что неподвластно простому человеку, но что, говорят, всякий живущий на свете желает больше всего… не только полиция не может их поймать, но и бывалый частный сыщик, которого нанял отец главаря шайки – Руслана, так зовут самого первого пропавшего молодого человека, – и его девушка, часто туда приезжающая, и местные жители, которые порой видят кого-то в чистом поле, вяло бредущим по первой позёмке, или возле своего дома…
А недавно в одной деревне исчезло сразу четверо заезжих ребят, снявших там домик, чтобы пощекотать себе нервы, выслеживая этих странных и опасных, как говорят, людей.
Здесь собраны лучшие, но далеко не все, что есть на просторах Интернета, варианты для удобного чтения и получения в личное пользование книги “Хроники частного сыска”.
Поддержать автора и получить от него книгу как подарок в электронном виде или её печатную версию с автографом на
Читалка №2 — на
Адаптивный формат отображения: меняются в ручном режиме – размер шрифта, плотность строк, количество страниц на экране. Будет на 40 руб. дороже, чем на ЛитРес или Ozon.ru.
Читалка №3 и лучшая! цена на печатную книгу в мягкой обложке — на
Там же можно купить и электронный вариант книги.
Была осень. Были первые числа ноября. И лил дождь. Вечер, сомкнув веки, накрыл оживлённые улицы города серым покровом. Уличное освещение и рекламы мерцали, сверкали, играя разноцветными лампами и табло. Люди двигались, как муравьи. Машины двигались, как светляки. Всё жило, всё функционировало. Лишь Руслан Леопольдович Покрута-Половцев в своём рабочем кабинете стоял бездушной восковой статуей, и не видел города.
То было некое подобие женщины — расплывшееся телом, распухшее и почерневшее от тягот беспрестанного пития чарок с Зелёным змием. Женщина смолила вонючую папироску и смотрела с прищуром — пытливо и внимательно — на богатого гостя.
Сижу, слушая, кто что говорит. Чувствую себя не в своей тарелке, но креплюсь — сижу, жую. И тут сверху, из жилых комнат спускается постоялец, и ни какой-нибудь, а следователь из Москвы. Оказалось, что он занимается розыском одного пропавшего, и опрашивает всех, кто в то время мог здесь быть и видеть этого человека. Пропавшего то есть. Подошёл он и ко мне и протянул фото, мол, не видел ли я где-нибудь раньше этого мужчину? Волосы у меня на голове прям так сразу и зашевелились.
— Вот видишь, как всё просто! — вдруг воскликнул Николай Сергеевич. — Всё разъяснилось. А то — призрак, призрак. Какой там призрак! Какие пустяки, право слово. Обыкновенный маньяк. Делов-то!
— Дорог`а дорога, дороже рожи.
— Хи-хи! Ха-ха! Ух-ха-хе-ху… ну ты отмочил, Санька!
— Ты сам-то понял, что сказал?
— Не-а.
— Ух-ха-ха! Хи-хи.
— Ну, ты даёшь!.. Давай, выбирай, куда будем моститься.
— Сюда, сюда хочу! — завизжала рыжая девчонка в короткой норковой шубейке. — Тут как раз рядышком три свободных столика. Сюда-сюда!
Михей проснулся неожиданно и враз:
— А?! Что!? — Он подскочил, сел.
Сообразив, где он находится, убедившись, что всё на прежнем месте, а в комнате никого нет, Михей повалился на постель. Было очень тихо. Ниоткуда не доносилось ни звука. Он посмотрел на наручные часы — около двух ночи, осталось спать два часа, а затем — в путь-дорогу. Он посмотрел на подслеповатое окно, — но в нём ничего не могло быть, потому что за ним — лишь скромный наружный свет гостиницы, голое поле и тонкая полоска далёкого леса перед озером, которое уже сковано тонким льдом.
Калач подбрасывал на ладошке шишкообразный конец булавы с небольшим шлепком, завораживая, гипнотизируя этим собеседников — им отчётливо представлялся тот ужас, который сотворит эта штуковина, если её применить по назначению.
Окно, в которое он смотрел с минуту назад, оказывается, было не заперто, и теперь оно открылось, и в него свистал холодный ноябрьский ветер и, вихляясь, залетали снежинки.
Михей с раздражением откинул одеяло, встал босыми ногами на ледяной пол — содрогнулся, и тут же покрылся гусиной кожей. В два шага он оказался перед окном.
Он намеревался всего лишь закрыть своенравное окно, но, протянув руку к запору, застыл.
— Что, ради… тут такое… — проговорил он одними губами.
На подоконнике лежали жёлто-красные листья берёзы. Их было не меньше двадцати. Они колыхались от ветра — шептались-переговаривались, шурша, жаловались на свою судьбинушку, забросившую их к какому-то дядьке-человеку
Что-то промелькнуло тенью в тягучей заоконной мгле, которая заполнила пространство между низким тёмно-тёмно-серым небом и белой снежной равниной.
Под карнизом здания светились маломощные фонарики. Благодаря им Михей увидел дорожку из следов: те возникали из ниоткуда и пропадали во влажной серости ночи… следы начинались в нескольких метрах от стены, и это было непонятно…
Все, кто присутствовал в это время в помещении, тоже, как по команде, одновременно, замолчали и, в установившейся тишине, послышалось:
— Боже мой, бо-же-мой…
Это, в самом тёмном углу, на другой стороне залы, зашептала какая-то женщина одетая во всё чёрное.
Ресторанный зал был пуст и погружён в полумрак… Через десять минут Михей вышел в ночной простор.
Порошил мелкий снежок. Гулял промозглый ветер.
Михей поёжился. Он с беспокойством обернулся. За стеклом двери мирно сидел Егор, уставясь в невидимый голубой экран.
Михей боязливо ступил на асфальт, с повышенным вниманием осмотрелся по сторонам, трусцой пересёк снежную целину автомобильной стоянки, открыл дверцу тягача-мастодонта, вспрыгнул на ступеньку, ещё раз огляделся и залез в кабину. Он захлопнул дверь, заблокировал замки, завёл двигатель.
Через пять минут едва прогретый рефрижератор, фырча и гудя, надрываясь огнедышащим нутром, вырулил на трассу и, разрывая светом фар мглистую ночь, скрылся в направлении Ярославля.
Ни жена, ни муж Чвакошвили не заметили, как отворилась дверь и на пороге “Кольчуги” появились два антипода с развивающимися на сквозняке полами длинных пальто.
Калач с Батоном одобрительно цокнули языками, скроили рожи, закивали, по достоинству оценивая убранство заведения.
— Утром ребята постучались к вашему приятелю, — сказал Чвакошвили, — он не отзывался. Дверь была не заперта, и они вошли. Никого в номере не было. Вот и всё. Тогда они стали искать его. Расспрашивали нас, расспрашивали ночного сменщика Егора. Перед отъездом наказали нам никому ничего не говорить. Мы и не говорили… хотя сегодня утром к нам заходили два следователя, из Москвы и Ярославля. — Сказав последнее, Тамаз испугался.
Затуманенным взглядом посмотрел Калач на Батона. Тот всё понял. Калач неоднократно смотрел на него подобным образом, и всегда последствия были одинаковыми.
Батон устремился вперёд и схватил за грудки Олега, поднимая его со стула. От неожиданности Олег взвизгнул и захлебнулся воздухом, за краткий миг убывшим из его плоской грудной клетки.
— Всё, милочка, бывает в первый раз… всегда бывает первый раз, — грустно сказала Тамара Савельевна и, сложив руки на животе приятных размеров, побрела к себе в комнатку-нумерок — лечиться и отлёживаться.
В одиннадцать часов вечера, когда в “Кольчуге” стало заметно тише, из номера благовоспитанной пожилой дамы доносились неприятные звуки мучительной рвоты. Обеспокоенная Лариса колготилась над ней, стараясь способствовать облегчению её страданий всем, чем можно. Она всё чаще задумывалась о неприятном: надо вызывать “Скорую помощь”.
— Выйдите вон! — закричала Тамара Савельевна, стоя в дверях туалета, как только Тамаз вошёл к ней в номер. — Вон, вон, я вам говорю! — Она поперхнулась, закашлялась, дёрнулась животом, вытянула шею, выпятив горло, сглотнула и со стоном опустилась на колени, склоняясь над унитазом.
Егор вернулся на стул за стойкой бара и упёрся взглядом в экран телевизора. Ему было холодно как никогда раньше в “Кольчуге”. И от этого — страшно от мысли, что где-то рядом бродит пропавший человек. А может, их целая свора? Все пропавшие разом, скопом собрались на какую-то свою, одним им ведомую сходку
В свете пасмурного дня им открылась ужасная картина.
Пол комнаты был заляпан лужицами рвоты с отпечатками ступней. На кровати в изодранной ночной рубашке, практически оголившей тело, лежала некогда полная, дородная женщина, теперь же походящая на мумию — настолько она усохла. Голова была вывернута в сторону.
Тамара Савельевна была мертва.
— Ааа! — вскрикнула Лариса и попятилась к стене, вжалась в неё и закрыла рот кулаком.
Оглушённый Тамаз не стал пробираться среди луж рвоты, почтя за лучшее, до приезда полиции, оставить всё так, как есть. Он обнял жену, вытащил её из комнаты и запер дверь на ключ.
Подходя к лестнице, они столкнулись с невзрачным мужчиной в длинном демисезонном пальто. Он стоял, смотрел и молчал.
В окошко постучали.
Геннадий Иванович разлепил опухшие веки.
Брезжил рассвет — безоблачное небо на самой кромке налилось оранжевой зорькой.
Стёкла машины заиндевели — ночью выдались заморозки.
Кокошкин поскоблил ногтями по боковому окошку, убирая иней, и на него глянуло знакомое лицо.
— Возвращаться нельзя, — сказал Калач, — надо как-то выкручиваться. Давай-ка сперва глянем, что у них за дверь такая. — Калач пошёл к чёрному ходу “Кольчуги”.
— Дверка там солидная. Просто так её не возьмёшь, — сказал Батон. — Я уже посмотрел.
Под их ботинками хрустел толстый слой снега, — несмотря на частые дневные оттепели, снег хорошо сохранялся в тени здания.
Свет был настолько ярок и столь обширен в своём наполнении пространства, что можно было хорошо рассмотреть появившегося человека.
Батон с Калачом не поверили глазам.
— Кирза, — прошептал Батон, и при этом глаза у него до того расширились, что казалось, будто бровям стало мало целого лба: они взлетели под самые волосы, собрав на лбу толстые складки кожи.
В замочной скважине забряцало. В двери щёлкнул один, а за ним второй и третий замки. Дверь бесшумно распахнулась и в проём, улыбаясь во всё лицо, вышел их пропащий товарищ Кирза.
— Понял. — Батон всё понял, но его заметно трясло, и эта его нервозность быстро усилилась от осознания того, что он останется наверху один — без Калача и неизвестно с кем, скрывающимся за одной из дверей. — А может, я всё-таки с тобой пойду? — В его голосе слышалась мольба.
— Ну ты даёшь, Кирза, — Калач покачал головой. — Ну ты финтили откалываешь. Можно с ума сойти.
— Д-да, — подтвердил Батон, по-прежнему сотрясаемый ни то холодом, ни то страхом.
Кирза затворил дверь, прислонился к ней спиной, прижал ладони к гладкому дереву, словно бы слушая ими, что происходит в коридоре и во всём доме, сказал:
— Я, братцы, попал в нехорошую историю. Беда! Выручайте, братцы мои, пацаны верные. Выручайте.