ЧУДОВИЩЕ ВНУТРИ МЕНЯ
Андрей Куц
Было душно.
От избытка тепла и мокроты я проснулся.
По-видимому, что-то случилось с вентиляцией, и она какое-то время гоняла воздух по кругу внутри здания так, что даже в моей комнате скопился дух и жар кухни.
Я откинул одеяло.
В голове была неразбериха мыслей: чудилась Алёнка, пригожая служащая «Ключей», вошедшая ко мне в номер без спроса, и тут же неотвязно крутились ночные видения — Рома Садов, старик Бржельский, пожар, поломанный Довженко, плачущий Кирилл, вой сирен и школьные мытарства, гонения, претерпеваемые многими ребятами от одного-единственного Толкаева Серёжи.
«Какой-то детский сад. Нелепица».
Но мне верилось: ведь я тоже там тогда был! — в том месте, в том времени, ходил по земле маленькими ножками ребёнка.
Постепенно мысли об Алёнке сошли на нет. И я лежал с закрытыми глазами, сосредоточившись только на сне. Я усердно старался не растерять, не упустить полноту восприятия деталей и хронологию увиденного за ночь калейдоскопа событий всё одного и того же сна, дополняя его скупыми знаниями, хранящимися в моём сознании около тридцати лет, увязывая и сводя всё в законченную картину.
Объясняя события, произошедшие в нашем городе в порядком подзабытом 1987 году, официальная версия гласила: четверо мужчин устроили в заброшенном здании попойку, следствием чего явился пожар. По какой такой причине и как именно они сотворили столь грандиозное, с трагическим исходом пожарище, было не ясно. Очевидно, что им понадобилось бы приволочь с собой не малое количество горючей, легко воспламеняющейся жидкости. Какой? Может, самогона Никанорыча? Он способен и на такое? Навряд ли. Был суд, но я не знаю, чем он закончился. Припоминается только, что женщины на дворовых скамеечках говорили что-то о главном зачинщике и устроителе поджога, коим был то ли признан, то ли назначен погибший Иванов. Думаю, что так оно и было на самом деле: легче лёгкого списать всё на уже умершего человека и закрыть дело. В конце концов, здание было ни к чему не пригодно, ничему не служило и никто, по существу, не был виноват в гибели человека, разве что — он сам. Близлежащие строения не пострадали. Я склонен полагать, что для официальных лиц то дело тем и закончилось. И забылось.
Только народная молва ничего не забывает. Она всё жуёт тщательно, а получившуюся кашицу не проглатывает, а смачно далеко выплёвывает, заражая всё вокруг там, куда угодила, своими морозоустойчивыми микробами, — она без разбора и без спроса входит в любую жизнь, и подчиняет её себе. Людской молвой полнится мир — он движется и развивается под её неуёмным напором.
Поговаривали и о чудовищах, которые рыскали в ночи под предводительством призрака, показывающегося людям в облике седовласого старика. Не забывали упомянуть и о живом мраке, откуда они появлялись и нападали на всякого, кто надумал добраться до их сокровищ, сокрытых в стенах. И добавляли шёпотом, что то был не простой старик, а хозяин фабрики, замученный в застенках НКВД… это он вернулся, чтобы мстить!
— Вот так! — многозначительно говорили женщины и старушки на лавочках, боязливо оглядываясь, не в силах удержаться от пересказа мыслей и слов, перенятых от знающих, верных людей.
— Не может быть! — всякий раз восклицал человек, до того не ведавший небывалой людской трактовки произошедшего.
— Во-о, представь себе! Какие на этом свете творятся ужасы, а ты говоришь: сухой закон, перестройка, холодной войне конец… Тут вот как насядет нечистая сила, так кому хошь будет плохо, и ничего ты с ней не поделаешь. О!
— Побойся, Людмила! Ты же, помнится, чуть было не вступила в Партию!
— Так по тому и не взяли, что верю, а верю — потому что вижу! Верю в то, во что им, непутёвым, не с руки верить или пуще этого — говорить нам. Ведь, если они давно всё знают… если такое допустить… то так окажется, что и до бога возвернуться — ой, как недалеко! Близок путь от нечистого до божеского.
— Да ты никак верующая?
— Ой, отстань Клара. Ты лучше наполни мою чарочку киселём да знай себе лепи пирожки. Детям, поди, уже невтерпёж, так хочется лакомства.
Да-а! Говорили о произошедшем не только на скамейках на чистом воздухе, но во сто крат больше — в четырёх стенах своего дома, за прикрытой дверью, затворённым окном.
Как-то раз подошёл ко мне Рома.
— Здравствуй, Борис! — сказал он. — Приходи сегодня после школы ко мне в гости.
— Зачем?
— Да так просто. Приходи, я приглашаю.
— Я не знаю, где ты живёшь.
— Не беда. Встретимся на школьной спортивной площадке, у брусьев, там, где гимнастическая лестница. И сразу пойдём ко мне. Хорошо?
— Ладно… спасибо.
— Не за что.
Рому было не узнать: уверен в себе, твёрд, решителен.
Мне было чудно видеть его таким — не привычно.
Как и было условленно, мы встретились после школы.
И вот я впервые попал в его квартиру. Никого кроме нас не было, и мы могли чувствовать себя свободно.
Рома приготовил чай и сказал:
— Спасибо!
— За что? — не понял я.
— За деньги, которые ты мне тогда дал. Больше никто из ребят не дал бы.
— Пустяки, подумаешь.
— Не скажи… Те деньги мне очень пригодились. Они сослужили не малую службу. Я, да нет, мы очень благодарны!
Я промямлил:
— Пожалуйста. — Добавил: — Но я ничего не понимаю. Это же сущая безделица, чем они могли помочь?
— Я нашёл клад моего деда, — сказал он просто.
На моём лице появилось недоумение.
— Не может того быть!
— А вот, возьми. Это тебе.
И Рома вложил мне в руку небольшой золотой крестик, украшенный драгоценными камушками и подвешенный к золотой же цепочке.
— Ух ты! Это, правда, мне?
— Да. Бери.
— Но эта вещь, наверное, дорогая.
Поддержать автора:
QIWI Кошелек +79067553080
Visa Classic 4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги 410016874453259
— Бери, не думай. Я же говорю, что у меня есть ещё, и такие и кое-что другое. Всё это я нашёл там, в старом здании. У меня даже почти на всё есть документы.
— Ты был на фабрике? Тогда?
— Да. Я был там в тот вечер.
— И всё то, что случилось… сделал ты?
— Нет, конечно, что ты! — воскликнул он. — Там же погиб человек! Что ты хочешь сказать, что это я его?
— Нет… наверное.
— Какие там наверное! Конечно, нет!
— Ну да…
— Тогда, так получилось, мы все оказались там в одно время. Правда, я уже уходил, когда пришли мужики. Они пробовали задержать меня, но я улизнул. А что было дальше, что произошло у них, я не знаю. — Последнее Рома сказал как-то неуверенно и отвернулся. — Бери и пей чай, — быстро оправился он от замеченного за собой замешательства. — Ты только никому не показывай крестик, а то ещё отберут. И не говори, кто тебе дал его. Пока, хотя бы. Потом, наверное, можно, но пока…
— Ладно. — Чай был горячим. Обмочив лишь губы и кончик языка, я не удержался, спросил: — А ты разве не должен стать свидетелем на суде? Ты же был там!
— Ты что! Без меня разберутся. Да и не было меня, когда всё случилось. Это они сами что-то натворили. Причём тут я? Без меня разберутся. Я им не помощник.
— А клад, он большой?
— Не маленький.
— А ты не должен заявить о нём куда, ну, следует?
— Вот ещё. Может быть… может быть, после, но не сейчас. Пусть всё стихнет, а вообще-то, мы хотим отсюда уехать.
Я смотрел на Рому, на крест в своей руке и не знал, что сказать: меня терзало, растаскивая во все стороны, любопытство, такое же жгучее, как горячий, обжигающий язык чай в кружке передо мной. Мне хотелось спрашивать и спрашивать, но, почему-то мысли разбегались пугливыми серыми мышками по норкам, и я молчал.
— Знаешь, — продолжил он, немного успокоившись после моих неправильных вопросов, — мне кажется, что когда ты был там, эти сокровища как бы уловили, что мы с тобой каждый день встречаемся в школе… и не только с тобой, но и кое с кем из тех, кто забредал туда в те дни. И они открыли вам кредитки, чтобы вы завладели ими и, не удержавшись, хвастали бы ими в школе. А там уже можно было надеяться, что они попадут ко мне в руки. Что получилось именно у тебя! Другие ни в жизнь не дали бы мне ничего подобного… мне, понимаешь? — Последнюю фразу Роман процедил сквозь зубы.
— А клад был в том же месте?
— Нет, он был далеко оттуда. Не разломав всего здания, никто не нашёл бы его. И то не факт, что в получившихся развалинах они увидели бы два металлических сундука.
— Ух-ты! Сундуки?
— Да, но небольшие.
— Вот это да! А… — я мялся, — там правда было чудище? — одним духом выпалил я и жадно схватился за кружку с чаем, ища в ней спасение, защиту и оправдание.
Рома тоже принялся за чай, пододвинул поближе ко мне печенье:
— Угощайся.
— Угу.
Он не спешил с ответом.
— Ну, знаешь… для кого как, а для меня то был мой давно умерший дедушка. А что почудилось остальным или чем он там для них стал, какой принял перед ними вид — этого я знать не могу. Меня он не пугал. Он был обычным стариком.
— Ты видел своего деда? — Всё же горячим ещё был чай.
— Да. — Кивнул Рома, прихлёбывая из кружки и берясь за новую печенюшку.
Мы снова помолчали.
Не знаю, как Роман, но я молчал от жгучей зависти: он был такой неряха — изгой, а ему выпали такие приключения, и всё закончилось его обогащением! Трудно было преодолеть эти чувства и мысли, а из-за них — трудно было продолжать простое общение. Хотя, разве такие разговоры можно принять за простые? Послушаешь со стороны, подумаешь, что либо дети забавляются, рассказывая небылицы, либо это разговор не вполне здоровых людей, страдающих болезненностью голов.
— Ты видел, каким сычом ходит Толкаев? — спросил Рома.
— Угу… — Я встрепенулся и глаза у меня расширились. — А что, он там тоже был?
— Был.
— И вы встретились?
— Ну, почти что. Когда я поднялся на второй этаж, он пробежал мимо.
— Это, что же… он там тоже чего-то увидел и испугался?
— Думаю, да.
Поддержать автора:
QIWI Кошелек +79067553080
Visa Classic 4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги 410016874453259
— Это он потому теперь ходит такой вот опущенный? И даже заступается за тебя! Я сегодня глазам не поверил, когда увидел, как Ушастый хотел задрать тебя, а Толкаев не позволил. Вот это да! И всё молчит и смотрит куда-то в пустоту. Во дела!
— Так ему и надо. Ты попробуй, спроси у него, что да как? Но, думаю, он ничего не скажет. А вообще, ты никому ничего такого про всё это и про меня не говори. Я сказал тебе только по дружбе… по обязанности, в знак благодарности. И подарил тебе крест я потому, что так поступить мне подсказал дедушка. Сам я, наверное, не додумался бы или… пожадничал, а может, постеснялся. Мне дедушка много чего подсказывает… он… он в каждой вещи… и в кресте. Он присматривает за нами, оберегает, наставляет. Так что береги его, крест то есть, и не болтай.
Я и без того слушал его с огромными глазами, а когда он сказал, что дед вроде как сидит в данном мне кресте — меня так и заковало! Я чуть было не сбросил его с ладони, но меня остановила кружка с чаем, удерживаемая за ушко, — она сорвалась с пальца и громко стукнула об стол, расплескав своё содержимое.
— Аккуратнее. — Рома по-хозяйски взял тряпку и вытер пролитое.
Взглянул на меня. Всё понял. Сказал:
— Да не пугайся ты, здесь нет ничего страшного. К незлобивым людям дедушка очень даже дружелюбен и радостен. Он ничего плохого тебе не сделает. Да ты вообще никак его не увидишь и не почувствуешь никаким особым образом. Понял? Он мирный дедушка. Да и не останется он здесь навсегда. Он говорил, что скоро уйдёт к себе. Как-то так.
— Ясно. — Но это меня не слишком успокоило.
— Смотри. — Он сжал мою ладонь, обнимая ею крест. — Видишь? Это просто вещь, и ничего не происходит. Так что владей! — Он горделиво выпрямился на стуле, высоко поднял голову и многозначительно (а может, с высокомерием?) улыбнулся.
«Да уж, что с человеком делает осознание своей исключительности, непохожести, избранности! Как могут меняться люди! Но меняются они либо вперёд, либо назад, редко кому даётся балансировать посередине».
Он сказал:
— Пора.
— Куда?
— Мне надо домой. У нас неподалёку свой деревянный дом, дедушки с бабушкой. Меня ждут.
Мы вышли на улицу и расстались: Рома пошёл в одну сторону, а я — совсем в другую.
Учебный год скоро закончился. После лета Роман Садов не вернулся в школу. Он покинул наш город, потому что его и его близких ничто в нём больше не держало. Если когда-то и была некая сила, которая привела, вернула Садовых на эти наши земли, то теперь всё прежнее обрело свой логический конец, и Садовы предпочли начать новую жизнь с чистого листа, там, где их никто не знает.
Страна менялась. Насколько же удачно, насколько вовремя открылись широкие финансовые возможности перед Романом и его семьёй. А мы, все прочие, остались в своих «землянках» и пытались выжить, управляясь всё теми же мотыгами и лопатами, тазиками и вёдрами, которые были нажиты нами ранее. На нас ничто не падало с неба! Мы упорно черпали и отводили смрадную воду, обрушившуюся на наши жилища потопом, вольно стекающим с недосягаемых, неприступных вершин, где устроила очередные разборки всемилостивая власть — открыла-таки она шлюзы своих переполненных скверной хранилищ. Мы боролись, как могли и чем придётся.
«Гадюшник! Копаться в воспоминаниях — неблагодарное, мучительное занятие! Очень и очень похожее на извращение».
На душе у меня сделалось скверно: было жалко и Ромку, и Серёжку, и себя, и всех остальных — всё это детство, сгинувшее и споро бредущее в небытие.
«Я зря сюда приехал. Эта задача мне не по плечу. Уж слишком она личного характера. Предвзят я».
С таким вот настроением я посмотрел в пасмурное небо за окном, встал, умылся, оделся и спустился вниз, надеясь разжиться горячим кофе или каким-нибудь морсом.
Ещё не было семи и зал пустовал.
Метрдотель оказался на месте. Он приветствовал меня и извинился за неисправную вентиляцию. Он усадил меня за столик и принёс чашку кофе.
Я намеревался немножко посидеть и проехаться по городу, чтобы развеяться. Метрдотель Саша предложил мне иной вариант, чтобы прийти в себя, чтобы излечиться от духоты, против которой оказался бессилен даже фонтан, по-прежнему журчащий посередине ресторанного зала. Он посоветовал мне пройти в бассейн, который ещё закрыт для посещений, но которым я могу воспользоваться: тем более что там сейчас никого нет, так что никто меня не побеспокоит.
«Что же, неплохое предложение. Я готов им воспользоваться. Всё одно, как помнится, я планировал исследовать достопримечательности данного заведения. При отсутствии посетителей подобное занятие будет весьма удобным и бесхлопотным».
Я вернулся в комнату №15 за плавками, полотенцем и халатом.
Продолжить чтение Глава пятнадцатая
QIWI Кошелек +79067553080
Visa Classic 4817 7601 8954 7353
Яндекс.Деньги 410016874453259