ЧУДОВИЩЕ ВНУТРИ МЕНЯ

Андрей Куц

 

Под покровом ночи, как вор, крался я по территории «Студёных Ключей», вернувшись в город детства через несколько часов после запальчивого, позорно торопливого бегства.

Я забрал в своей холостяцкой московской квартире то, что мне не принадлежало. Или — не совсем было моим. То, чего я стал опасаться: как бы оно, несмотря на то, что Рома получил освобождение, не продолжило удерживать страшные сны и видения, что пробудились во мне в «Ключах», для которых, как я стал полагать, оно послужило катализатором. Оно, а не я. И не потребность в том Ромы. Если бы не оно, ничего бы не было! Оно нас связывало. Во всём виновато только оно!

Этим оно было ювелирное изделие из золота с драгоценными камнями — крест на цепочке, подаренный мне в школьные годы одноклассником Ромой Садовым за оказанную помощь.

«Прошлое должно лежать в земле, а храниться в нашей памяти. И не воскресать, вторгаясь в настоящее, повелевая и управляя. Необходимо отсечь все возможности для его пробуждения в дальнейшем. Надо жить сейчас, настоящим, иначе тоска и отчаяние изгложут душу, изъедят сердце и поработят мозг, сковав члены, запретив двигаться и развиваться — тогда я начну гнить заживо. Как Рома? Но он уже был мёртв! — Не бывать этому! Я закопаю прошлое, застывшее в материальной вещи, отдам его земле, которой оно принадлежит, месту, которое его исторгло! Лучше я — его, чем оно — меня!»

Было тихо и прохладно. Безлюдно.

С маленьким карманным фонариком и кухонным ножом я, осторожно ступая, пробрался по зарослям парка в его дальний конец. Я вонзил нож в землю, вырезал кусок дёрна, вынул его, сделал ямку поглубже и положил на её дно золотой крест, блеснувший в узком луче уличного фонаря, пробившемся сквозь молодую листву, колышимую слабым ветром. Я вернул на прежнее место извлечённую землю и кусок дёрна — как будто ничто не тревожило единства земного покрова.

«Покойся с миром Роман, дед Бржельский и моя память — та её часть, что не омрачена реальностью! Реальностью, понимание которой пришло лишь с годами: раскрылись-таки детские глаза и увидели не такую уж простую жизнь города. А ведь так хочется, чтобы в памяти город оставался нетронутым. Но мне не дано даже этого», — подумалось мне.

Я прислушался — тихо, город спит.

Я вдохнул побольше чистого весеннего воздуха и стал выбираться из зарослей сада на асфальт, и — к воротам, где меня ждала разгорячённая гонкой машина, которая меня с готовностью примет и замкнёт в своём пузе, отгородив от внешнего мира, и понесёт сквозь неспокойное пространство назад, возвращая в привычный шум мегаполиса.

Я достал брелок с ключами — машина мигнула, пискнула, и я… застыл  на пешеходной дорожке.

— Лена?!

— Борис?

— Лена. — Я судорожно провёл рукой по своим волосам. — Так поздно… и ты…

— Я сидела в ресторане. Вышла на воздух, подышать — там так накурено. Такого никогда не было, а вот теперь курят.

— Да. ЧП.

…

— Где ты был? — очень просто спросила она.

— Я… я был должен кое-что там…

— Нет. Где ты был всё это время?

— Жил… не здесь…

— И как жил?

— Не очень… ничего…

— Женат?

— Нет.

— Дети?

— Нет.

— Да. Не очень.

…

— А я вот всё высматривала, не пройдёшь ли, не увижу ли, не пересекутся ли наши пути… Ты всё ещё меня…

— Леночка, милая моя, дорогая! Я никогда не забывал тебя!

— Пойдём.

— Куда?

— Домой.

— А где это — дом?

— Впереди. Мы как-нибудь найдём его…

— А дети?

— Будут.

— Нет, не то…

— А какие такие дети?

— Твои.

— У меня нет детей.

— А я видел, вот здесь, сегодня…

— Видел меня? И не подошёл?

— Дети. Куда я пойду?..

— Это моей сестры.

— А!.. А муж?

— У меня нет мужа. Идём.

Огни на территории «Ключей» замерцали и погасли, обрушив беспроглядную темноту.

«Рома?.. Ты ещё тут?» — спросил я ночь.

Фонарь, висевший у ворот, гулко, но мягко лопнул, как бы давая утвердительный ответ на мой вопрос.

Лена прижалась ко мне.

«Рома! — твёрдо ответил я сам себе. — Прощай, Рома! И… спасибо тебе…»

Мне почудилось, что Рома, где бы он ни был в тот момент, улыбнулся.

Я обнял Лену. Довёл её до машины.

Из темноты нарастали, прибывали обеспокоенные, возмущённые и даже напуганные голоса горстки близко знакомых, заинтересованных или любопытствующих людей, которые совещались, сокрушались, сочувствовали, переживали, собравшись и задержавшись в «Студёных Ключах», а теперь выходили на улицу.

В путь! Оставим их.

Дорога! Дорога, которая так недавно — всего лишь двадцать минут назад — казалась мне склизкой змеёй, манящей в своё ненасытное обширное чрево, глотающей всё новых и новых глупых, но разумных созданий, сбежавшихся на блеск её многочисленных глаз-фонарей, стелилась ласково и мягко, убегая под колёса машины. Огни большого города встречали меня радостно и приветливо — я ехал домой. С будущей женой и матерью моих детей.

Сказка, — скажете вы. Да! Сказка, — отвечу я. Но такое иногда случается в нашей загадочной жизни.

Всего Вам хорошего! Может быть, где-нибудь, когда-нибудь мы встретимся, и тогда Вы улыбнётесь мне и скажете: «Здрасти! Извините, пожалуйста, а мы с Вами разве не знакомы? Кажется, мы где-то встречались…» И мы разговоримся, — и будет у нас, что вспомнить, о чём потосковать, чему порадоваться. Желаю Вам того же благополучия, что неожиданно обрёл сам! До новых встреч, господа.

 

 

 

КОНЕЦ